«Ауди» красного цвета (продолжение)

Вопрос о моем переходе практически решился во время чествования «Тарзана» Мигели, 5 сентября 1989 года. Я при­ехал в составе сборной Болгарии, мы играли с «Барсой». О моем контракте на три сезона за 4 миллиона долларов уже говорилось по секрету всему свету. Честно, я не имел и малейшего представления, что представляли собой эти день­ги для моей любимой Болгарии в те дни. Все желали мне больших успехов, и чтобы я понравился Йохану Круиффу. Болгарские газеты уделяли внимание «Барсе» больше, чем любому другому иностранному клубу.

Меня очень удивило, что на «Ноу Камп» пришло так мало зрителей проститься с футболистом-легендой «Бар­сы». Я потом с ним познакомился и проникся уважением. Все отмечали, что мало кто пролил столько пота в футбол­ке «Барсы». Он отличался жестким характером, и это мне особенно импонировало. Долго играл вместе с моим дру­гом Хосе Рамоном Алексанко, составляя впечатляющий дуэт в центре обороны ФК «Барселона». А еще мне пришлось по душе, как зрители, хотя их было немного, приветство­вали своего любимца. В этот момент казалось, что их чис­ло удвоилось. Будут ли так провожать меня? Дай-то Бог!

Подписание контракта походило на домашний праздник, на котором я восседал в майке «Барсы» без номера. Так за­вершился длинный сезон, начавшийся с того, что руководители «ЦСКА» сообщили мне о запрете на переход, а закончив­шийся прибытием в Софию представителя клуба «Барсело­на» Пако Вентуры и подписями под контрактом.
Рассказывает Хосеп Мария МИНГЕЛЬЯ, менеджер Христо Стоичкова, футбольный посредник и бизнесмен:

– Я заинтересовался Стоичковым и Пеневым, хотя к Бол­гарии относился с большим предубеждением и называл ее не иначе, как «болгарской западней». До этого я побывал почти во всех восточноевропейских странах. Наверное, Болгария была последней из них. Такое отношение сложилось при первом же контакте с болгарским футболом, а конкретно – с клубом «ЦСКА», когда я попытался получить необходимые статистические данные в связи с предстоявшей игрой болгарских футболистов в полуфинале Кубка кубков 1988-1989 годов. С меня тут же запросили круглую сумму наличными. Сошлись на половине и в виде чека.

В этих встречах Стоичков произвел на меня сильное впе­чатление. На «Ноу Камп» он забил два гола (один мяч умело перебросил через Субисаррету), в ответном еще один. Но поразило не это, а жажда борьбы, его стремление к победе, его сильный характер. В Софии они проигрывали встречу и выбывали из розыгрыша, однако он был неукротим, вступал в споры, подбадривал игроков, умоляя их не сдаваться. Болгары вообще странные люди. В аэропорту мы вели себя возбужденно, но не от радости нашей победы, а оттого, что увидели по старенькому черно-белому телевизору, как «Милан» громит «Реал» со счетом 5:0. Болгары смотрели на нас и ниче­го не понимали.

Я спросил Йохана Круиффа и Карлоса Рексача, как им пон­равилась болгарская «восьмерка» Стоичков. Оба сказали, что он неплохой «пелотеро»***, у него хорошие данные и особенно характер. Я признался, что намерен последить за ним и по­думать о том, чтобы купить его. Йохан согласился: «Посмот­ри и держи нас в курсе». Это значило для меня, что он заинте­ресовался. Так началась история с приобретением Стоичкова для сине-гранатовой команды. Постепенно я все более убеж­дался, что это большой игрок.

В то лето мы законтрактовали «ЦСКА» на серию турниров, в том числе на Майорке. В Пальма-де-Майорке Йохан и Карлос подтвердили, что хотели бы заполучить Стоичкова, но посоветовали не торопить события. Со своей стороны я раск­рыл карты перед Стоичковым и подписал с ним документ, ко­торый связывал нас на будущее, нечто вроде контракта, гарантировавшего ему определенные деньги на четыре года с мо­мента, когда ему разрешат выезд из Болгарии. Но власти не давали согласия. Это было еще до революционных событий.

«Барселона» не переставала им интересоваться. На послед­нюю встречу против марсельского «Олимпика» я отправился вместе с руководителями «Барсы». Круифф к тому времени при­нял окончательное решение взять Стоичкова и сказал об этом Христо прямо.

Потом я вылетел в Болгарию. Уже наступили революцион­ные времена, изменился политический режим. Тем не менее, переход обсуждался не с клубом, а с лицом, имеющим полити­ческий вес, нечто вроде министра по спорту. Этот сеньор за­просил космическую цифру, но путем переговоров мы умерили его запросы, хотя и пришлось остановиться на весьма внуши­тельной сумме: 4 миллиона долларов. По тем временам это была самая большая цена за восточноевропейского игрока. Договорились, что произведем выплату четырьмя партиями в приемлемые для нас сроки, и таким образом переход можно было считать состоявшимся.

Я постоянно поддерживал телефонный контакт с «Барсой», и когда все стало ясно, прибыл член руководства клуба Пако Вентура поставить печать на подпись. Повторяю, переговоры не были легкими, учитывая пустоту власти в «ЦСКА», в Федерации… словом, трудную политичес­кую обстановку в стране.

В «ЦСКА», к тому же, было два пре­зидента – один возглавлял отдел футбола, другой – клуб. Стан­ков и Шолаков, так, кажется, их звали. Еще сложности с языком, трудным для понимания: когда говорят «да», головой показывают «нет» и постоянно кричат. Не раз в переговорах возникали совершенно неожиданные осложнения. Мы совещались в клубе, семь-восемь человек. Ты не зна­ешь ни кто они, ни какой пост точно занимают. Военные за столом, военные вокруг. Тебе все время предлагают огром­ные чашки с йогуртом и рюмку водки. Я усматривал в этом дьявольскую комбинацию. Сами совещания носили странный характер. Ты говоришь одно и чувствуешь, что переводчик говорит что-то не то. Те начинают обсуждать между со­бой, но, поскольку они кричат, не знаешь, что делать. По прошествии минут пяти совершенно неожиданно тебе гово­рят, что «да», они согласны.

Но самое страшное подстерегало, когда переговоры завер­шались. Шолаков заявил: «Если не выпьешь с нами несколько рюмок – не подпишем». И это мне, вообще не употребляющему алкоголь, но выхода не было. Опрокинул четыре или пять рю­мок, и с контрактом под мышкой меня доставили в отель «Ше­ратон». Вошел в номер совершенно пьяный, упал на кровать… и проснулся только на следующий день. Но игра стоила свеч. Христо принадлежал «Барсе».

При всем при том Христо оставался загадкой, другие вос­точноевропейские игроки попадали на Запад в конце своей карь­еры, а ему едва исполнилось двадцать три года. И надо было посмотреть, как он адаптируется к языку, жизни в Барсело­не, системе игры в «Барсе»… Однако, наблюдая за этим пар­нем, мятежным, горячим, с бешеной скоростью и ударом, не сомневался, что он станет триумфатором.

Люди не представляют, какой шок испытывал Христо, ко­ренным образом меняя свою жизнь. Он выходил из-под опеки своего режима и сталкивался с такими вещами, как кредит­ная карточка, покупки в огромных магазинах, другой стиль одежды, другие отношения между людьми, другой образ жиз­ни. Это не просто.

Поначалу мы должны были находиться рядом с ним и его семьей, чтобы помочь в адаптации. Облегчало то, что он полностью уходил в футбол, остальное являлось второстепенным. Потому многие проблемы решались с той же скоростью, ко­торая нас поразила в нем изначально. Словом, интеграция про­шла успешно.

Помню день прибытия в Барселону в качестве игрока «Барсы», словно произошло сегодня. Прилетели на «Туполеве» авиалинией «Балкан». Самолет вел Пенчо Пенчев, нынешний министр транспорта Болгарии. Встречали нас Хосеп Мария Мингелья и Пако Вентура, пред­ставитель из клуба, понравившийся своей естественностью и простотой. В Софии после подписания, когда пресса стала нас фотографировать, он сказал: «Посмотрим в глаза судь­бе!» – и от души засмеялся. Я не понял, что он сказал, но тоже засмеялся.

Вентура к тому же стал действующим лицом в одном из самых первых эпизодов моей барселонской истории. Кому-то это покажется смешным, но для меня было вполне серьез­ным. Когда мы познакомились в Софии на подписании кон­тракта, я сказал: «О деньгах не хочу говорить. Но настаиваю, чтобы по прибытии в Барселону меня в аэропорту ждал «Ауди» красно­го цвета».

И красная машина обозначенной марки стояла на выходе. Не лучшая модель, не самая спортивная линия, но не это мне важно. Я спал и видел себя в таком авто. Вы еще узнаете, что автомобили – одна из моих слабостей. Мне нравится сидеть за рулем, а еще больше – мчаться с неограниченной ско­ростью. Это у меня в крови.

Вы подумаете, какое счастье для игрока подписать кон­тракт с «Барсой». И будете правы. Но не все так хорошо, как кажется. Мою семью и меня не миновали подлинные муче­ния. Доходило до того, что я готов был, как уже говорил, собрать чемоданы и уехать домой. Поселили нас временно в скромном доме Мингельи, кото­рый, честно говоря, не соответствовал тому, что ожидал я, только что подписавший контракт с «Барсой». Там все мы разместились, как могли.

Едва прилетев, я снова оказался в самолете. Отправился в Японию в турне с «Барсой». Не преувеличиваю, я пережил тогда самые тяжелые дни в моей жизни. Никого не знал, ни с кем не мог поговорить, поскольку не владел языком. За двад­цать шесть часов перелета я почти не открывал рот. Спасибо терпению Рикардо Серны. Он стал моим первым преподава­телем, и знаю, что это стоило ему усилий. Он помногу раз объяснял, как и что спросить, требуя, чтобы я при этом обя­зательно добавлял «роr favor»****. Столько я не спал никогда, как в этой ужасной поездке: а что было делать?!

Рассказывает Рикардо СЕРНА, 32 года, игрок ФК «Майер», бывший футболист «Барселоны»

– Во время полета в Японию рядом со мной и Нандо оказался игрок, только что приобретенный «Барсой». Поскольку перелет был долгим, у нас с Христо было много времени для общения.

У него был список необходимых слов, который составила пе­реводчица. Когда я говорил ему что-то новое, он аккуратно по­полнял свой список. Надо отметить, что он проявлял интерес к познанию. Иногда, правда, мы напоминали индейцев. Больше изъяснялись жестами, чем словами, но постепенно он становился все более «разговорчивым».

На словах, равно как и в движениях, он был резок. Говорил громко, и казалось, что всегда находился в плохом настроении. Может, такое впечатление ошибочно. Но для смягчения я на­стаивал, чтобы он после каждой фразы, где уместно, говорил «пожалуйста».

– Христо, будешь пить?

– Буду.

– Как надо сказать?

– Воды, пожалуйста.

– Вот так правильно.

Я поправлял отдельные усвоенные им и часто употребляемые выражения. Надо отдать должное, он оказался способным уче­ником. Сегодня, наблюдая за ним, невольно думаю, как мало в нем осталось от того Стоичкова, резкого, шарахающегося, дергающегося из стороны в сторону и как бы удаленного от нашей цивилизации. Как будто парня подменили.

Другим моим учителем испанского языка был Чики*****, мой первый сосед по номеру в отеле, замечательный парень. С ним мне всегда было легко, хотя чаще мы объяснялись на пальцах. В момент, когда надо было спускаться в ресторан, он недвусмысленно мотал кистью перед ртом. Если предстоя­ла встреча с тренером, шевелил губами, изображая строгого начальника, и руками наподобие военного приветствия. По­жалуй, это единственное, что меня забавляло в этом несчаст­ном путешествии, когда я был готов бросить все и разорвать контракт.

Представляете, если бы раньше мне дословно переводили, что говорит мне Йохан Круифф? Бегал по полю, стараясь выполнять все, как можно лучше, а когда слышал какие-то замечания в свой адрес со скамейки, кивал, мол, понимаю и учту. А как иначе? Это сейчас я смеюсь, вспоминая те дни, а тогда мне, честно говоря, было не до смеха. Вернувшись из Японии, я спросил единственного человека, которому полностью доверял, – моего друга Тони, что означа­ют два слова, которые все постоянно употребляли, но которые я не встретил в моем контракте. Оказалось, бранные слова.

Из Токио я звонил Мариане и ее сообщения приводили меня в отчаяние. Они жили в отеле «Принцесса София», до­чка Михаэла болела, денег явно не хватало. Это вынудило их перебраться в отель «Аренас», менее дорогой. Разговаривая со мной, Мариана плакала, а я ничем не в состоянии был помочь им. Вынужден был позвонить Мингелье и сказать, как мог, по-испански: «Деньги, деньги Мариане!».

Кое-как с помощью Хосепа Марии и друзей она смогла рас­платиться с врачом. Никого из клуба мое положение не волно­вало, и это меня возмущало. Клуб выплачивал нам 50 тысяч песет на жилье и этим ограничивался, но как мы, иностранцы, в незнакомом городе, не зная местных порядков, могли обус­троиться? Позже из отеля мы переехали на квартиру Мингельи, туда, где теперь его контора.

Моя жена понемногу пообвыклась и успокоилась, по­тому что это было в центре, мы оказались в окружении магазинов. Однако здесь мне трудно было отдыхать и спать из-за постоянного движения транспорта. Казалось, рядом скоростная дорога в час пик. Для меня это было непривы­чно, к тому же, внизу бар, и там гуляют до рассвета. В конце концов, я сказал Хосепу, что не выдержу больше и что надо искать другое жилище. Тогда мы и переехали в район, где и живем сейчас. Это спокойная зона, вокруг хорошие соседи. Нам здесь так нравится, что сейчас стро­им собственный дом.

Никому не пожелал бы, чтобы его бросили на произвол судьбы, как это случилось со мной в «Барсе». Особенно игро­ку из стран нашего региона, привыкшему совсем к другому образу жизни. И когда подобное произошло с Джикэ Хаджи, я бросился помочь ему, пока наконец мы не остановились на доме, оставленном Михаэлем Лаудрупом, еще более красивом, чем мой нынешний. И это принесло мне личное удов­летворение.

«Ноу Камп» находился на реконструкции, и представление команде, первое с того момента, как я надел футболку «Барсы», проходило на искусственном покрытии. Я на таком поле никогда не играл и в этом выставочном матче просто не знал, что делать. Помимо всего, немного кружилась голова. «Неплохое начало, – подумалось мне, – так меня быстро от­правят обратно домой». К счастью, мне удалось забить гол, довольно красивый, и это сразу помогло установить столь необходимый контакт со зрителями и прессой.

«Ноу Камп» мне нравится больше любого другого стадио­на. Ни «Маракана» в Рио, ни «Ацтека» в Мехико, ни «Олим­пийский стадион» в Мюнхене не сравнятся с «Ноу Камп», когда он переполнен зрителями. Это нечто. А мы, как правило, играем при полных трибунах. Особенно, добавлю, когда га­зон был в порядке, как раньше. Однажды я пришел на стадион с моим отцом и он был поражен. Когда на его вопрос я ответил, что стадион вмешает более ста тысяч зрителей, он взялся за голову: «Здесь бы раз­местилось все мое селение и еще осталось бы местечко». Мы засмеялись, он был прав.

Я сразу же заметил, что каталонцы очень любят футбол. Мне запомнилась где-то вычитанная фраза Сесара Луиса Meнотти, бывшего тренера «Барсы» и чемпиона мира со сборной Аргентины в 1978 году, относительно здешней публики. Ар­гентинец сказал, что, прибывая в аэропорт «Прат», стоит за­глянуть в глаза людям, чтобы узнать, выиграла или проиграла «Барса». Эта фраза наилучшим образом отражает отношения между командой и ее поклонниками. Трудно найти в мире другое место, где жители так тесно сплочены со своей коман­дой. Я незамедлительно понял, что означает на каталонском наречии фраза «Барса» больше, чем клуб», хотя первоначаль­но мне она показалась странной.

Тогда же я понял, что такое влияние средств массовой информации, «приоткрытие занавеса» и тому подобные вещи. У нас в Софии тоже игрались дерби с «Левски», насыщенные столкновениями интересов, но в первой же игре «Эспаньол» – «Барса» я прочувствовал разницу. Достаточно по­говорить со служащим, стоящим у входа на стадион, или с сеньорой Хулией, которая тогда работала в баре под трибу­ной (где я иногда завтракаю, что удивительно, рядом с Йоханом Круиффом). Все пытаются объяснить тебе: «Барса» боль­ше, чем клуб», а игра с «Эспаньолом» больше, чем просто два очка.

*** Игрок, заряженный на удар

**** Пожалуйста

*****Чики Бегиристайн, игрок «Барселоны»