Мои самые большие друзья: Ромарио и Пенев

Мы ужинали дома с Ромарио, его женой – Моникой и еще одной супружеской парой, нашими друзьями, Роми за­хотел позвонить родителям. Никто в Рио, однако, не подхо­дил к телефону. Это его очень удивило и обеспокоило. Ужин был скомкан, он поспешил в отель «Хилтон», где он с семьей обитал в это время. Его одолевало предчувствие недоброго, потому что у него дома в любое время кто-то постоянно на­ходился.

В тот же вечер ему позвонили из Бразилии и сообщили, что похищен его отец. Мне он не перезвонил, не желая вно­сить смятение. Я узнал об этом лишь в восемь утра от других и уже в 8.15 примчался в его отель. Застал Ромарио разби­тым, плачущим, в ожидании успокаивающего звонка от ро­дных.

Он не знал, стоит ли ему тут же лететь в Бразилию. Боял­ся усложнить возвращение отца. Я пытался его успокоить. Почему-то в голову пришло, что похитители и воры отдыха­ют по воскресеньям, и тогда его родителю проще усколь­знуть. Глупость, конечно, но разве знаешь, что надо гово­рить в таких случаях. Роми решил остаться и даже не отка­зался от игры на «Бернабеу», чтобы помочь команде стать чемпионом в четвертый раз подряд.

Была суббота, мы обыграли «Реал» в Мадриде 1:0. Я ре­шил не оставлять Роми одного, и на следующий день мы обедали вместе. Потом поехали ко мне домой посмотреть встречу «Логроньес» – «Депортиво», передававшуюся по те­левидению. В перерыве в программе новостей сообщили, что отец Ромарио освобожден целым и невредимым. Он вско­чил, стал обнимать меня, целовать, благодарить неизвестно за что. Тут же позвонил домой, сообщение подтвердилось. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Я тоже. Потом он полетел в Бразилию и смог быть рядом с отцом во время счастливой развязки. А затем возвратился, чтобы завершить Ла Лигу, и мы победили в незабываемом мат­че с «Севильей».

Дружба с Ромарио началась с первого дня его пребыва­ния в «Барселоне». Иногда даже не верится, что это возмож­но. Мы очень разные: он – замкнутый, я – полная противоположность. Он ни с кем не разговаривает, я – со всем светом. Ему только бы поспать, я всегда на ногах. Словом, мы ночь и день.

И все же мы стали большими друзьями и много времени проводили вместе. Ключевым моментом в нашей дружбе стал сентябрь 1993 года. Ромарио должен был отправиться в Бра­зилию на последний квалификационный матч перед фина­лом чемпионата мира – со сборной Уругвая в Рио. Это юж­ноамериканская классика. Его жена, Моника, в это время готовилась родить и нуждалась в поддержке и внимании. Жили они, повторюсь, в отеле, вместе с дочерью Моникиньей. На время его отъезда мы взяли малышку к себе. Кстати, она училась в одном колледже с моими дочерьми, а Монику перевезли в госпиталь под наблюдение врачей.

Как только родился Ромариньо, мы позвонили в Брази­лию: Ромарио уже отыграл, забив уругвайцам два мяча. «Маракана» скандировала: «Хей, хей, хей, Ромарио – рей!» Это значит «король». Получив известие о рождении будущего футболиста, он сказал, что теперь надо постараться, чтобы малыш не стал вратарем.

Я отправился в аэропорт встречать его, и он, конечно же, пропустил свой рейс и прилетел с большим опозданием. Вдо­бавок мне прикрепили штрафной талон на стекло машины, и я сказал ему: «Ромарио, это оплатишь ты».

В тот же вечер за ужином он попросил меня быть крест­ным отцом Ромариньо и получил согласие. Я с удовольстви­ем выполнил эту миссию в первую очередь как для хорошего друга и уж потом как для лучшего игрока мира.

Лишь в последний период в наших отношениях появился холодок, а с самого начала мы были неразлучны, и даже семь­ями всегда нас видели вместе. Мариана и Моника так подружились, что вдвоем отправились в Рио на Рождество. Там Мариана сделала неприятное открытие: даже днем гулять по улицам оказалось небезопасно, и когда такое случилось с отцом Ромарио, мы поняли, что это, к сожалению, для бра­зильцев обычное дело.

А охлаждение, о котором я упомянул, произошло из-за неизвестных мне личностей, которые постоянно искали сбли­жения с Ромарио. Уверен, что они хотели воспользоваться его известностью, и я его предупреждал, рекомендовал не появляться с ними в общественных местах. Я даже повздо­рил с ними. Ромарио стал дерзить мне, говоря, что не хуже меня разбирается в людях. Это отдалило нас, и Моника очень переживала.

Несмотря на это, наша дружба продолжалась, И на чем­пионат мира мы отправились с беспроводными телефона­ми, чтобы поддерживать постоянную связь. Разговаривали каждый день, обсуждали прошедшие и предстоящие игры, делали ставки между собой. Я в итоге ему проиграл, потому что, естественно, ставил все время на Болгарию, а он на Бразилию, но зато отыгрался у Хулио Салинаса, который ставил на Испанию.

Мы оговорили заранее, что каникулы после чемпионата проведем семьями в Бразилии. Даже приобрели билеты, а Ромарио заказал отель и пригласил на «фиесту» в честь его победы. Но в последний момент планы нарушились, пос­кольку президент Болгарии Желю Желев захотел принять бол­гарскую сборную в полном составе в Софии. Потом нас с семьями направили отдыхать на Черное море. Оттуда я со­рвался в Барселону. Была мысль попросить Круиффа, чтобы он дал нам с Роми еще недельку отдыха, как дал Гвардиоле и Ферреру после Олимпийских игр 1992 года. Но Ромарио в Барселону не вернулся, и мне пришлось ехать без него коман­дой на сбор в Голландию.

Оттуда я звонил ему несколько раз – к телефону подхо­дила Моника. Просил, чтобы он мне перезвонил, но звонка от него так и не дождался. Очевидно, Ромарио считал, что я смогу уговорить его прибыть на сбор, а сам для себя он ре­шил не возвращаться в Барселону.

Игроки «Барсы» косились на меня, мол, ну, хорош твой друг. Я отвечал, что каждый отвечает за себя.

Ромарио вернулся и попросил извинения у команды. Но в наших отношениях пробежала кошка. К тому же он трени­ровался в утренней группе, и даже в раздевалке мы не встречались. И хотя потом он присоединился к общей группе, прошлого уже не вернули. Правда, с его стороны делались попытки – он несколько раз предлагал провести вместе ве­чер. Для него это значило общение в компании нежелатель­ных для меня людей, а я соглашался только на общение с семьями. Тем временем Моника и Мариана продолжали встречаться. Моя жена переживала за подругу, поскольку у Ромарио началось увлечение ночной жизнью.

События развивались от плохого к худшему. Однажды за полночь его сфотографировали с девчонкой, он не смог забрать пленки, а потом и вовсе забыл об этом. Но через несколько недель в журнале «Интервью» появились компроме­тирующие его фотографии. Больше того, журнал подброси­ли его жене. Моника очень переживала. Она уехала в Брази­лию, ища поддержки у семьи и друзей. Ромарио последовал за ней. И там с ним договорился клуб «Фламенго», чему я был рад. Наверное, так было лучше, хотя я до сих пор не могу понять, как «Барса» согласилась расстаться с ним.

Несомненно, поклонники «Барсы» очень многое потеря­ли с его уходом, я же потерял не только партнера, настояще­го чемпиона, способного забивать немыслимые голы, но и друга. Успокаиваю себя только тем, что в Рио ему лучше. А когда читаю в газетах о его личной жизни, то убеждаю себя, что это неправда. И верю, что он надолго останется великим игроком, таким, каким я его знал. Всего тебе хорошего, друг Ромарио.

Любо Пенев

Теперь о Любо Пеневе. Он играет в таком клубе, где можно сойти с ума. «Валенсия» – именитая команда, но она ничего в последнее время не выигрывает.

Мы познакомились в 84-м, когда совсем молодыми, нача­ли играть в «ЦСКА». Поначалу он столкнулся с проблемой повышенного внимания со стороны некоторых поклонни­ков клуба, поскольку доводился племянником тренеру Димитару Пеневу. Но этот парень привык с раннего детства к различным трудностям. Его отец бросил семью, когда Любо было всего два года, и мать, по профессии врач, одна воспи­тывала детей. Может, поэтому он по натуре боец и не отсту­пает в самые тяжелые минуты.

Однако немилостивая судьба уготовила ему еще одно серь­езнейшее испытание, когда доктора поставили диагноз – рак в паховой области после сильнейшего удара мячом на тре­нировке. Другой впал бы в отчаяние и покорился злому року. Но не Любо. Боролся, пока не смог снова играть. О случив­шемся я узнал не от него. Мне позвонил секретарь клуба «Валенсия». В ту ночь мы с Марианой не сомкнули глаз. Сидели в столовой, при свечах, молчали. Лишь изредка го­ворили что-то шепотом, будто Пенев умер. Уверен, что мы испытывали не меньше горя, чем Любо.

Во время операции и почти на всех процедурах химиоте­рапии я был с ним рядом, физически ощущая его боль. Ему не нужно было поднимать настроение, он это делал сам. Он убедил себя, что преодолеет болезнь, и удивлял даже меди­ков. Они предупреждали, что процедуры очень болезненные, что они вызывают рвоту, но Любо все перенес стоически.

Мне постоянно звонила из Софии его мать. Как врач, она осознавала всю тяжесть заболевания, и ее опасения пе­редавались мне. Я плакал и молился. И Бог нас услышал. И вот теперь храню, как самый дорогой трофей, брелок от клу­ба «Валенсия» с надписью: «Христо Стоичкову, в благодар­ность за сердечную и человечную помощь нашему игроку и кумиру Любо Пеневу».

Мне очень хотелось, чтобы Любо был с нами на чемпио­нате мира, чтобы он сыграл хотя бы несколько минут. До­ктора ему запретили, но мне дали обещание, что, когда я вернусь из Соединенных Штатов, он будет здоров на сто про­центов. Это придало мне сил, я тут же сообщил их заключе­ние матери Пенева.

Его возвращение в сборную Болгарии стало событием для всей страны. Оно пришлось на матч с Грузией, первую отбо­рочную игру чемпионата Европы-96. Я вышел с мурашками по всему телу. Трибуны без устали скандировали его имя: «Любо, Любо!». Всебыло так же, как во время отборочных игр к чемпиона­ту мира.

Возможно, я выгляжу слишком сен­тиментальным, но не могу сдержать­ся. Месяцы болезни Любо повлияли на меня и как на человека, и как на проф­ессионала. Поэтому я не подбираю слова, а говорю как есть.

Любослав ПЕНЕВ, 28 лет, игрок «Валенсии»

Познакомился я с Христо, когда мне было 18 лет. Он пришел в «ЦСКА», когда я играл там в молодежной команде. С того времени было столько событий, что и не перечислишь в нескольких сло­вах.

Признаюсь, я не из тех, кто легко обретает друзей. Я долго изучаю людей, мне необходимо с ними пройти по жизни и убе­дить себя в необходимости нашей дружбы. Считаю, что ни­кто не может найти себе настоящего друга за пару дней. Но я могу сказать на основании многих лет, проведенных в общении с Христо, что это мой самый преданный друг.

Когда он попал в Испанию, кому-то из газетчиков потре­бовалось представить нас врагами. Сознательно искажали мои высказывания. Полагаю, что сегодня никто не сомневается в наших истинных отношениях.

Христо пережил мою тяжелую болезнь, как будто это слу­чилось с членом его семьи. Мы, можно сказать, боролись вмес­те за выздоровление, и он придавал мне силы, когда мои сдава­ли. Он внушил надежду моей матери. Словом, мне он в тот период предложил все, можно даже, сказать, жизнь и был всегда там, где должен быть настоящий друг.

Мне не удалось восстановиться к чемпионату мира в Со­единенных Штатах, но отношение ко мне игроков действовало на меня воодушевляюще. Они часто звонили, посылали телег­раммы, посвящали мне свои победы. Христо постоянно гово­рил, что его трофеи это и мои трофеи. Мне стило потом известно, что он, используя все свое влияние в Болгарии, пред­лагал включить меня в команду на чемпионат, хотя я изнемог еще играть. Мне он посвятил свою «Золотую бутсу» бомбар­дира чемпионата мира, заказал миниатюрную ее копию, и я со всей любовью отношусь к этому подарку. Не забуду, как Хрис­то передавал мне ее со слезами на глазах. Мы оба ничего не могли сказать в этот момент друг другу, да, наверное, слова были бы лишними.

Христо всегда найдет во мне самого преданного друга.